top of page
  • Facebook
  • Instagram

          Помню, было мне года четыре, когда я нарисовала для любимой мамы в подарок одну картину. Это был ничем не примечательный детский рисунок, в робких и размашистых мазках которого читалась наивность и искренность юного человека. Одним словом, это был обычный рисунок, такой, как и тысячи тех, что дарят дочки своим мамам. Конечно, его можно было бы перепутать с шедевром, вышедшем из-под цветных карандашей концептуального и вполне взрослого художника, но это уже дело восприятия.
          Моя мама посмотрела на рисунок с умилением и сказала: «По-моему, круг выбора профессий у Аннушки только что отчётливо сузился на одну". Мама, как всегда, оказалась права: я стала банкиром, но изобразительное искусство заняло другую почётную нишу в моей жизни, став любимым хобби.
Ученые по сей день бьются над вопросом: "когда Моцарт стал Моцартом?" Мне, пожалуй, столь же затруднительно ответить на этот вопрос, как и на тот, когда я раскрыла в себе талант художника. Говорят, наиболее ярко можно разглядеть в человеке присущий ему талант до двенадцати лет. Мой же до этого возраста, по всей видимости, сладко дремал и, побоявшись так и не быть обнаруженным, стал активно проявляется сразу после пересечения мною двенадцатилетнего рубежа.
          В первые несколько месяцев, которые я провела в художественном кружке, были, скорее, проверкой на прочность: мы от занятия к занятию уныло рисовали штриховку разной плотности линий и нажима карандаша. На ребре правой руки появилась несмываемая полоса грифельного цвета. Пожалуй, как мне казалось, из видимых результатов этот был единственный. Моя мудрая мама тоже обеспокоилась монотонностью "серой полосы" в жизни, хоть та и была идеально заштрихованной. Меня перевели в художественную школу, где я сразила преподавателя, как он выразился "культурным штрихом". Тогда же, к счастью, в мою жизнь ворвались краски. Сначала акварельные, а затем и масляные. Сначала я ими окрашивала нарезанные до нужных мне размеров листы ватмана и лишь потом тщательно загрунтованные холсты. Первые свои работы я самокритично разрывала на части и выбрасывала. Наброски и готовые картины всё никак не находили удовлетворительного отклика в моём сознании и были обречены на то, чтобы оказаться в совершенно не подлежащем восстановлении состоянии где-то на дне мусорной корзины. Удивительно, но весь тот труд, время и талант, которые я вкладывала в свои работы, тогда очень редко перевешивали мимолетное "нет, не то" и последующий за этим молниеносный звук расходящихся волокон бумаги. Я была единственным критиком. Строгим и бинарным в своих вердиктах. Остановила меня мама, выдав мне коробку и попросив складывать все те работы, которые от меня получили штамп о негодности. "Ты станешь Великой художницей, и я буду их продавать за огромные деньги!" - воодушевленно отметила мама. На сегодняшний день она является обладательницей самой обширной коллекции моих работ, хотя они уже давным-давно перестали падать в пресловутую коробку.
Изобразительное искусство, как и музыка, и искусство танца - это, бесспорно, универсальные, поистине международные языки. Согласитесь, ни один представитель лингвистического семейства так и не смог овладеть столькими умами нашей планеты. Мне нравится разговаривать языком изобразительного искусства с разными акцентом и в широких спектрах тональностей. Мне нравится читать на лицах удивление и восторг от того, что я делаю. И я абсолютно уверена, что лучше один раз увидеть, чем множество раз услышать.


 

bottom of page